.
Новогрудок 323 |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Новогрудок 323 » Это уже История » Мицкевич vs Пушкина
Как Пушкин проучил поляка Мицкевича, отъявленного русофоба, который ненавидел Санкт-Петербург
источник
Мало кто знает, но «Медный всадник» Пушкина – это ответ польскому поэту Адаму Мицкевичу, отъявленному русофобу, который ненавидел Санкт-Петербург. Дмитрий Галковский об истории противостояния двух поэтов.
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
Изображения Пушкина и Мицкевича стали элементом государственной пропаганды России и Польши, и тиражируются бесконечно. Надо сказать, что при этом Пушкин всегда похож на себя и легко идентифицируется (при всей разнице уровня исполнения и художественного замысла). Изображения Мицкевича часто совершенно не похожи на оригинал и показывают, до какой степени лживости доходит националистическая аберрация у маленьких народов.
Лучшее прижизненное изображение Пушкина у Густава Гиппиуса (1828 год). Большинство художников при соблюдении внешнего сходства пытались передать также «вдохновение» или «мечтательность» поэта, что ему было совершенно не свойственно. Для Пушкина было характерно выражение злобной сосредоточенности, готовое перейти в насмешку, и умный подвижный взгляд.
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
По мнению поляков, на этой картине изображен Мицкевич
«Медный всадник» Пушкина целиком является развернутым ответом Мицкевичу. Это произведение надо читать, хорошо зная русофобские стихотворения польского поэта: «Памятник Петру Первому», «Петербург», «Смотр войска» и т.д.
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
Этот факт известен учёным-филологам, но тщательно скрывается от простых смертных.
Мицкевич упрекает русских за разрушение древнего Рима, считает, что Петербург идиотский бессмысленный город, построенный дьяволом за счёт ограбления Польши, уподобляет русских кавалергардов мужикам, закованным в самовары, простых солдат – глистам, а румяных русских девушек на морозе - варёным ракам. Даже строительство современных дорог в отсталой и бедной Польше Мицкевичу кажется проявлением русского варварства:
«Дороги по голым полям пролегли.
Но кто протоптал их? Возов вереницы?
Купцы ль, караваны ли этой земли?
Царь – пальцем по карте – провел их в
столице.
И в Польше, куда бы тот перст ни попал,
Встречался ли замок, иль дом, или хата
Их лом разбивал, их сносила лопата,
И царь по развалинам путь пролагал.»
Мицкевичу показалось недостаточно облить грязью русских, как человек практичный он решил «дело делать», то есть скомпрометировать Пушкина перед правительством, и начал стучать (если по-польски - «пукать»).
В стихотворении «Памятник Петру Великому» он излагает некий диалог с Пушкиным, где Александр Сергеевич у памятника на Сенатской площади порицает самовластье Петра и пророчит гибель монархии:
«Царь Петр коня не укротил уздой.
Во весь опор летит скакун литой,
Топча людей, куда-то буйно рвется,
Сметает все, не зная, где предел.
Одним прыжком на край скалы взлетел,
Вот-вот он рухнет вниз и разобьется.
Но век прошел – стоит он, как стоял.
Так водопад из недр гранитных скал
Исторгнется и, скованный морозом,
Висит над бездной, обратившись в лед.
Но если солнце вольности блеснет
И с запада весна придет к России
Что станет с водопадом тирании?»
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
Чтобы узнать, насколько всё буквально, читайте фрагмент из «Петербурга». Не следует обольщаться классической формой этих стихов. Это заслуга русских переводчиков.
Русский язык и польский очень похожи, особенно если убрать маскировку псевдолатиницы и писать польские слова кириллическими буквами (как они первоначально и писались). Но польский язык развивался более-менее самостийно, и что выросло, то выросло.
Те цитаты, которые приведены, это не столько Мицкевич, сколько вольный перевод на русский – из-за своей «сконструированности» язык более западный, и к тому же ушедший в своем развитии на столетие вперед: Брюсов и Бальмонт жили уже в 20 веке. Тем не менее, эти переводы вполне адекватно передают ход мысли Мицкевича и общий ассоциативный ряд.
«А кто столицу русскую воздвиг,
И славянин, в воинственном напоре,
Зачем в пределы чуждые проник,
Где жил чухонец, где царило море?
Не зреет хлеб на той земле сырой,
Здесь ветер, мгла и слякоть постоянно,
И небо шлет лишь холод или зной,
Неверное, как дикий нрав тирана.
Не люди, нет, то царь среди болот
Стал и сказал: «Тут строиться мы будем!»
И заложил империи оплот,
Себе столицу, но не город людям.
Вогнать велел он в недра плывунов
Сто тысяч бревен – целый лес дубовый,
Втоптал тела ста тысяч мужиков,
И стала кровь столицы той основой.
Затем в воза, в подводы, в корабли
Он впряг другие тысячи и сотни,
Чтоб в этот край со всех концов земли
Свозили лес и камень подобротней.
В Париже был – парижских площадей
Подобья сделал. Пожил в Амстердаме
Велел плотины строить. От людей
Он услыхал, что славен Рим дворцами,
Дворцы воздвиг. Венеция пред ним
Сиреной Адриатики предстала
И царь велит строителям своим
Прорыть в столице Севера каналы,
Пустить гондолы и взметнуть мосты,
И вот встают Париж и Лондон новый,
Лишенные, увы! – лишь красоты
И славы той и мудрости торговой.
У зодчих поговорка есть одна;
Рим создан человеческой рукою,
Венеция богами создана;
Но каждый согласился бы со мною,
Что Петербург построил сатана».
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
Начало «Медного всадника» практически построчный ответ Мицкевичу:
«И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво;
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхой невод, ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова…
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит…»
И т.д.
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
Пушкин возражает Мицкевичу: Петербург возник не по прихоти деспота, а по военной и экономической необходимости. Причём это не возражение «вообще», а Пушкин отвечает на каждую строфу Мицкевича своей строфой. Можно привести парные строки - совпадение будет полным. Мицкевич воет:
«От стужи здесь не ходят, а бегут.
Охоты нет взглянуть, остановиться.
Зажмурены глаза, бледнеют лица.
Дрожат, стучат зубами, руки трут,
И пар валит из бледных губ столбами
И белыми расходится клубами.»
Пушкин отвечает:
- Что, брат, холодно? А мне не холодно: «мороз и солнце, день чудесный»:
«Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз…»
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
И далее по всем пунктам. Мицкевич доводят до умоисступления русские парады, Пушкин говорит, что ему парады очень нравятся. Мицкевича бесят прямые улицы и обилие камня, Пушкин этим наслаждается.
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
Если не знать контекста, то вступление к «Медному всаднику» это торжественная ода Петербургу как новой столице России и просто городу, для Пушкина родному и любимому.
Но при сопоставлении с Мицкевичем видно, что это также довольно злое издевательство, причём издевательство беспроигрышное. Польский поэт поставил себя в нелепое положение, ругая чужую страну и чужой климат. На это у туземцев всегда есть несокрушимый ответ. Не нравится Сингапур, его духота и дожди? А что может быть прекраснее тёплого дождя и тумана, небоскрёбов, исчезающих в молочном мареве, тропических цветов, наших чудесных девушек? И глупый чужеземец чувствует себя круглым дураком. Ответить ему ничего нельзя. Можно начать шипеть про нелюдей и узкоглазых обезьян, но это не комильфо, а в устах ГОСТЯ так и банальное хамство.
Пушкин отвечает Мицкевичу долго, и эта длительность тоже есть невероятный сарказм. Мастер эпиграммы, Пушкин мог бы уместить ответ Мицкевичу в одно четверостишие, но отвечая ему по пунктам, он подчёркивает главный недостаток Мицкевича-поэта. Это архаичный стихотворец 18 века. Антирусские стихи Мицкевича неимоверно, неприлично длинны, и в контексте культуры стихосложения пушкинского времени уже этим достигают обратного результата.
«Рим создан человеческой рукою,
Венеция богами создана;
Но каждый согласился бы со мною,
Что Петербург построил сатана».
Написано прекрасно. Но когда таких строчек ТЫСЯЧА и всё бьют в одно и то же место, байроновское бон мо превращается в махабхарату деревенского кретина.
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
Пушкину этого мало. Он прямо уподобляет Мицкевича архаичным графоманам. В поэме Пушкин заново переписывает описание памятника Петру I,
«Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?»
Но это взгляд не автора, а героя поэмы, несчастного безумца. А главное Пушкин делает к своим стихам сноску:
«Смотри описание памятника в Мицкевиче. Оно заимствовано из Рубана — как замечает сам Мицкевич».
Но Мицкевич не ссылается на Рубана, и навряд ли его читал. К тому же описание памятника совсем не похоже на этого автора. Мицкевич упоминает в примечании к «Памятнику Петру» что несколько образов в стихотворении принадлежат «какому-то местному поэту». Скорее всего, Пушкин процитировал ему «Надпись к камню, назначенному для подножия статуи императора Петра Великого», и Мицкевич запомнил содержание. Но Мицкевич не знал, что Василий Рубан это русское литературное посмешище, екатерининский пиит-графоман.
Люто ненавижу свядомых, змагаров и прочих мразей. Антимайдан!
Вы здесь » Новогрудок 323 » Это уже История » Мицкевич vs Пушкина