Молоко и печенье

Решил поделиться историей — не то чтобы страшной, скорее странной и непонятной. Живу я в трехкомнатной квартире. В последнее время я стал замечать странные скрипы и шорохи в доме, но, как бы ни пытался найти источник звуков, у меня это не получалось. В конце концов, пришёл к выводу, что это домовой. Прочитав в Интернете, что в таких случаях надо оставлять блюдце с молоком и печеньем, я на ночь оставил на кухонном столе такую еду. Шорохов той ночью не было, а вот на следующий день (молоко и печенье всё ещё стояли на кухне) я проснулся, услышав на кухне привычную возню. Я решил проверить, что происходит. Включил свет в кухне и обомлел: молока уже не было, как и печенья. Я включил свет во всех комнатах и не спал до утра.

Через несколько дней, приходя в себя, я всё же решил посмотреть, кто или что всё это ест — любопытство взяло верх. И вот представьте — мужчина тридцати лет от роду садится ночью в кладовку и ждёт «гостя». Свет луны освещал кухню, и с моей «позиции» были хорошо видны стакан молока и блюдце с печеньем.

Сижу второй час, думаю уже вылезти, и тут слышу, как на кухне завозились. Всматриваюсь и замираю от страха: что-то ростом с ребёнка стоит у стола и ест! Деталей внешности не разглядел — в свете луны оно выглядело просто как тёмный силуэт. С испугу я вздрогнул, и дверь кладовки ударилась о косяк. Ночной гость резко повернулся в мою сторону, и тут я не выдержал — вылетел пулей из кладовки и, как трусливый подросток, убежал в комнату и накрылся там одеялом с головой, не вылезал из-под него до самого рассвета. А утром, зайдя на кухню, я увидел недоеденное печенье — на нём остались следы маленьких зубов.

Я и по сей день иногда оставляю еду на ночь на столе, но, увы, ничего не происходит.

Иногда детские страхи — не только игра неокрепшего воображения.

Есть у меня подруга Ирина. Умница-красавица, со стальным характером и вечным невезением в личной жизни. Но последние полгода, после того как Ирина развелась с мужем и съехала на свою старую квартиру, невезение как-то стало зашкаливающим. То квартиру соседей снизу затопит, то у неё бумажник со всеми кредитками в стиральной машине окажется, то её пятилетняя дочь изрисует все рабочие документы маркером или изрежет новое платье ножницами.

Мелкая Леська, правда, свое участие во вредительстве отрицала. Все эти гадости, по мнению Леськи, делала «Зязя». Зязя била кружки, ощипывала цветы на окне и драла обои не хуже кошки.

— Это ужас какой-то, — жаловалась мне Ирина, сидя на темной кухне, — всю раковину изрисовала зубной пастой. Да еще повадилась на подоконнике по ночам сидеть. Под открытой форточкой. В декабре месяце! Проснулась вчера — сидит, прикрикнула — так она забралась ко мне в кровать, хихикает — руки-ноги ледяные — к теплому животу. Я ору, конечно. И всё равно — кто сделал? — Зязя. Может я зря от мужа ушла? Вот её и несёт.

Я сочувствовала, охала, вздыхала, но ничего дельного посоветовать не могла. Разве что сводить Леську к детскому психологу.

В это время в прихожей послышался грохот. Я посмотрела на часы — час ночи, а Ирина демонстративно закатила глаза:

— Леська, ты что опять творишь?

Тишина. Мы выскочили в прихожую, там было пусто. Только видно было, что совсем недавно кто-то возился, и, кажется, даже прыгал в большом ящике с рассадой, который Ирина бережно хранила, чтобы летом применить на даче в каких-то своих посадочных работах. От ящика в комнату Ирины шла цепочка маленьких грязных следов. Ирина включила свет и обмерла — комната тоже была пуста, окно настежь распахнуто, а следы обрывались на подоконнике.

— Леська! — заорала подруга не своим голосом, и бросилась в прихожую одеваться.

Мне тоже стало нехорошо — всё-таки третий этаж, и я судорожно пыталась сообразить, куда звонить — в скорую или в милицию?

— Ма-а-ам? — послышался Леськин голос, и она выглянула — растрепанная и сонная из своей спальни.

Ирина уронила пальто и бросилась к дочери — ощупывать и зацеловывать. Я махнула рукой и взяла веник — убрать беспорядок. И насторожилась. Что-то было не так.

Совсем не так. Мокрые и грязные следы были сначала маленькие, очень маленькие, как будто там бежал кто-то не крупнее кошки, а уже потом превращались в подобие человеческих, только каких-то кривых разлапистых и с длинными пальцами. Или может даже с когтями.

— Ирина! — позвала я, и теперь уже мы вдвоём уставились на следы.

— Что это? — спросила Ирина и крепче прижала к себе Леську.

У нас за спиной послышался какой-то мерзкий и злобный смешок и тут же дробный топоток ног. Я обернулась и успела заметить в тёмном коридоре что-то маленькое, — Леськиного роста и увидеть жёлтые светящиеся глазки. Но и этого было вполне достаточно.

Леська ревела. Ирина пила валерьянку. Я сидела в прихожей в обнимку с Ирининым пальто и боялась идти домой.

— Я как подумаю, — сказала Ирина, — допивая очередной стакан валерьянки, — что именно это трогало меня холодными руками… — она не договорила.

Эту ночь Леська и Ирина ночевали у меня. И следующую тоже. А потом Ирина выставила квартиру на продажу и жила несколько месяцев на съёмной.

— Знаешь, — призналась как-то она — Я ведь только потом вспомнила. Когда мы с родителями здесь, на этой самой квартире жили, моя сестра, Танька, она тоже говорила про Зязю. Что она приходит по ночам, на подоконнике сидит, в постель лезет и дышать не даёт.

Татьяна, Иринина сестра, умерла в возрасте восьми лет, как считалось — от дифтерии.

Следующую квартиру Ирина купила уже в моём доме, только этажом ниже. И, несмотря на все дружеские чувства, я теперь думаю, а может зря? Потому что нет-нет, да послышится мне мерзенький смех, да топот маленьких ног.

Лесные страхи

Страх и крайняя степень его выражения — панический ужас — довольно-таки неприятные и коварные чувства, особенно в тех случаях, когда человеку совершенно непонятна вызвавшая эти тёмные чувства причина. Диапазон поступков, которые может совершить охваченный страхом или ужасом человек, может простираться от смешного и до трагичного. В конце августа предыдущего года Павел и три его сокурсника решили на моторной лодке подняться вверх по течению глухой, необжитой речушки в Вологодской области. Двое из его сокурсников были опытны в таких делах, а Павел и его друг Миша — здоровенный угловатый парень — знали о таких путешествиях лишь понаслышке. Дней через десять туристы добрались до почему-то заброшенного хутора — огромного домины с пристройками на высоком берегу реки. Сразу же за домом начинался глухой плотный лес. На берегу, почти у самой кромки воды, стояла чуть покосившаяся банька. А на лужайке перед заброшенным домом, где расположились туристы, лежали старые, местами уже тронутые гнилые брёвна. Они лежали поодаль от дома: видимо, у хозяев были какие-то соображения на сей счёт, но они почему-то не были воплощены в дело… Все ушли, покинули это место. Когда, почему, зачем? Впрочем, эти вопросы посетили Павла и Мишу позже. А пока все вчетвером, удобно устроившись на тех брёвнах, держали, так сказать, военный совет: не оставить ли Павла и Мишу здесь вдвоём дней на десять, чтобы не затруднять их продолжением нелегкого для них способа продвижения. Решили так и сделать, договорившись встретиться здесь же дней через десять. Павел и Миша остались одни. К вечеру они всё ещё были на той лужайке перед заброшенным домом. В сумерках его угрюмые, тяжёлые очертания, по словам Павла, разрослись и удвоились на фоне темнеющего неба. Сразу пропала охота подходить к дому за дровами. Дом притих, стал таинственным и, в воображении незадачливых путешественников, обитаемым… Но в этом они друг другу, конечно же, не признались. Для ночлега выбрали баньку, но утром завтракали всё равно наверху, на лужайке. Дальше стоит предоставить слово Павлу:

— День — весь в заботах — подходил к концу. На нас сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее наваливалась темнота, забираясь сначала в дальние углы, в дом, а затем уже выходя по-хозяйски на поляну. Ужинали мы в баньке. К вечеру Мишка стал совсем молчаливым, а с темнотой забрался на нары в нашем скромном убежище, да так оттуда и не спускался. Я вдруг, вспоминая день, почувствовал какую-то тоску. А может, это была тревога? Днём сходил в сосновый бор, который манил к себе золотистым светом, грибами… Но прошёл немного, и захотелось вернуться. Даже не понял, почему. Хотелось быть на лужайке, на открытом месте. Больше в лес не тянуло. Так же прошёл ещё один день. Мишка сделался совсем угрюмым. Почти всё время проводил у реки с удочкой, искоса поглядывая на меня, как бы изучая моё поведение. Признаться, мне было не по себе. Я не мог оценить своё внутреннее состояние, не мог понять, что со мной происходит. На третий день решил сходить на охоту. Закинув ружьё на плечо, зашагал в сторону леса, который стоял плотной стеной за домом, в стороне от соснового бора. В лесу меня тут же плотным нудным облачком окутали комары. Лес был старый, весь заваленный умершими, состарившимися деревьями. Они цепляли за руки, ноги, как бы не желали пускать в свою глубину. Буквально метров через сто под ногами захлюпала, зачавкала вода. Сапоги проваливались всё глубже и глубже, и во впадинках следов пузырилась, крутилась чёрная вонючая жижа. Начиналось болото. Оно уходило в глубь леса, окружая со всех сторон, и лес казался мёртвым, лишённым жизни. Только комары да мошки липли на потное лицо. И вдруг я почувствовал, понял, что меня тревожило все эти дни. Я с ужасом осознал, что я здесь не один. За мной кто-то пристально наблюдал! Но откуда? Кто? Я лишь чувствовал, но не видел. Быстро повернув, я буквально побежал к поляне. Свалился, чертыхнулся, отряхивая налипшую грязь, и вскоре выскочил недалеко от заброшенного дома. Тяжело дыша, прошёл мимо дымящегося костерка, спустился к баньке, открыл дверь — Мишки не было. Не видно его было и на берегу. Выскочив наверх, я озирался по сторонам, а внутри всё сжалось от подступившего тошнотворного чувства одиночества. Оно наплывало, делая ноги ватными, непослушными. Мишки нигде не было. Я заорал так, что даже сам не понял, что кричу. Внезапно я услышал Мишкин голос. Он доносился откуда-то сверху. С трудом я разглядел его почти на самой макушке берёзы, которая росла на краю поляны, изящно изгибаясь и нависая над рекой. Я вскарабкался туда же и, еле отдышавшись, присел на сук чуть ниже Мишки. Он с испугом смотрел на меня, виновато моргая, отводя глаза. «Ты что?» — выдавил я. И тут выяснилось, что все эти дни Мишка находился в подавленном состоянии, потому что ощущал себя на поляне неуютно. Но главное он понял, только когда я ушёл в лес на охоту. Мишка явственно почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Он чувствовал на себе взгляд. Это и заставило его опрометью кинуться к дереву и лишь на его вершине осознать свою безопасность. Тогда я поделился своими ощущениями, которые почти полностью совпали с Мишкиными. Он побледнел, руки судорожно сжали берёзовые ветки, которые служили ему опорой. С дерева мы слезли, лишь когда наступили сумерки. Не разжигая костра, быстро прошли в баньку, закрылись, поужинали консервами. Утром долго не вставали, но о вчерашнем не говорили, старались не вспоминать свою тревогу. Позавтракали у костра, и вдруг, не сговариваясь, взглянули друг на друга: мы опять начинали чувствовать ужас чьего-то присутствия. Не сговариваясь, мы прихватили ружья и пошли к берёзе. На ней мы и провели остаток дня. Там, наверху, в шуршащей листве, у нас родился план. Завтра немедленно уходить из этих мест. Мы больше не могли выдерживать эту пытку страхом. Он нас сковывал, превращал оцепеневшие наши фигуры в какие-то мумии. Мы проклинали день, когда решили ехать в эту глушь. И шумные многолюдные московские улицы казались какой-то нереальной, фантастической мечтой. Утром следующего дня, собрав свои вещи, захватив немного еды, мы в буквальном смысле слова рванули что было сил из этого места. В баньке остались палатка, спальники, котелки, основная часть продуктов… И записка, в которой мы сообщали нашим друзьям, что решили уехать. Дверь мы приткнули крепкой палкой. Через пять дней натерпевшиеся страхов друзья были в Москве. А через две недели они встретились с оставившими их на том заброшенном хуторе товарищами. Те рассказали следующее. Когда они вновь попали на хутор, на месте стоянки Павла и Миши стояла мёртвая тишина. Никого не было. Они злились на Павла и Мишу, недоумевая: что же всё-таки случилось? Дверь в баню оказалась открытой настежь. В воде у самого берега лежал смятый котелок… Войдя в баньку, они увидели страшную картину: рассыпанная вермишель, крупа, разорванные спальные мешки. А самое необычное — содержимое канистры с топливом для лодочного мотора было вылито на пол. Для этого надо было отвернуть крышку! Собрав уцелевшее, они уплыли. Оставленную Павлом и Мишей записку не нашли… Больше, сообщил Павел Гусев, бывать в тех местах ему не доводилось. Остались лишь память и страх, панический страх, испытанный первый раз в его молодой жизни. Испытать такое вторично не было никакого желания. Я его очень хорошо понимаю.

Тварь из подвала

Дело было в далёком 96-ом году. На Камчатке ночи очень долгие и холодные, как раз в одну из таких всё и началось... Я проснулся от лая моей собаки, Лорд стоял возле двери в ванную, рычал и царапал её... время было очень позднее, пса, конечно, наказали за такое, но не придали никакого значения случившемуся. Лорд был очень умный, перестал шуметь по ночам, но категорически отказывался уходить ночевать в комнату и всегда валялся на коврике рядом с ванной. Когда я ночью выходил на кухню или по нужде, всегда удивлялся, что собака не спит и просто смотрит на ту дверь, пока однажды не услышал какое-то царапанье, сперва я думал, что мне показалось, но оно продолжалось довольно долго, и я не мог из-за этого заснуть.
Я разбудил родителей, они нехотя прислушались к этим звукам. Это мне не показалось... царапанье слышали все. Сперва подумали на пса, но когда вышли в прихожку, он просто лежал и смотрел на дверь. Звуки доносились из подвала как раз под нашей ванной, но в скором времени стихли. Около недели ничего подобного больше не повторялось, всё вроде бы утихло и забылось, но однажды утром за завтраком отец жаловался, что проснулся от того, что в ванной упала вентиляционная сетка, и Лорд дико начал лаять и кидаться на дверь. Отец попытался успокоить собаку, но ничего не получалось, тогда он включил свет в ванной и попытался открыть защелку на двери, которая иногда заклинивала. Когда он зашел внутрь, то никого не обнаружил, только лежавшую на полу сетку... он сходил за стулом и поставил ее на место, но странные звуки в вентиляции сильно насторожили его, и остаток ночи он не мог уснуть.
Историей поделились со знакомыми, все предположили, что это простые крысы... посоветовали завести кота, впрочем, мы так и поступили. Я подобрал на улице крупного сильного котяру, боялся, что Лорд будет на него кидаться, но они неплохо уживались вместе. Ваську, так назвали кота, оставляли по ночам в ванной, и на второе утро нашли его спящим и довольным, рядом были остатки пойманной маленькой крысы. Все успокоились, жизнь вернулась в своё обычное русло...
Прошло пару недель, я возвращался домой, когда уже стемнело, наша квартира была на первом этаже... в подъезд было 2 входа с обоих сторон дома, но один из них был постоянно заперт, и около него скопилось довольно много мусора вместе с выброшенной мебелью. Как назло, лампочку в подъезде спёрли, а заменить как-то руки у всех не доходили. Я подошел к двери, как вдруг услышал какие-то звуки со стороны захламленного входа, я оцепенел от страха, к звукам добавилось страшное шипение. С большим трудом, боясь сдвинуться с места, я нашел на стене дверной звонок и зажал кнопку, но дикий леденящий страх не отпускал меня, шипение не стихало и, казалось, было уже совсем рядом. Я боялся даже закричать, не то что выбежать на улицу... казалось, стоит мне отвернуться, и оно кинется на меня! Вдруг шипение стихло, я увидел свет в дверном глазке и услышал звук открывающегося замка. Дверь открыла мать, часть подъезда осветила лампочка в прихожке, когда я буквально влетал в квартиру, краем глаза заметил очертание животного размером с большого чёрного кота, но два рубиновых глаза были совсем не кошачьи (у кошек свет отражается желтым или зеленоватым светом), но тут были кроваво-красные глаза... Какие-то двадцать секунд, когда я ждал, пока откроют дверь, показались мне вечностью... я с грохотом на весь подъезд захлопнул дверь на оба замка, долго не мог успокоиться, меня всего трясло, цокали зубы, лицо побледнело. Мне никто не поверил, сказали, мол, кошку видел, но больше я не мог спокойно спать, страх засел хорошо и надолго. Хуже всего, что никто не хотел верить, да и я сам бы, наверно, не поверил 6-тилетнему пацанёнку...
Через некоторое время я успокоился, кошмары перестали сниться, уже и самому казалось, что причудилось, наступила весна... мы семьей поехали на шашлыки за город, колли взяли, конечно, с собой. Уезжали на целый день, вернулись поздно, первым в квартиру зашел отец и сразу остановился, как вкопанный, уронил сумку и велел мне с матерью выйти на улицу...
Пару дней мы ночевали у сослуживца бати. Как позже мне рассказали, отец, зайдя в квартиру, увидел кровавый след от ванной в кухню, где лежал мертвый Васька... весь искусанный, как будто какой-то собакой... Уезжая на пикник, мы выпустили кота на улицу, но как это всегда бывает, забыли закрыть форточку и защелку в ванную. Кот по привычке залез в квартиру через окно, а тварь через вентиляцию... именно туда вел кровавый след от замазанного кровью крысиного хвоста...
После смерти кота мы больше не ночевали в той квартире. Но история быстро разлетелась, и однажды к нам пришла пожилая женщина, которая рассказала, что жила когда-то именно в этом подъезде на одной лестничной клетке с нами, где была заброшенная квартира. Съехать оттуда их семью заставила смерть её грудной внучки. В их семье все работали, с ребенком сидела мама, но получилось так, что она должна была срочно уйти из квартиры и оставить ребенка одного примерно на час, когда она вернулась, лицо ребенка было обглодано крысами, девочка умерла...
Через неделю отец вышел на пенсию (у подводников срок службы до пенсии довольно короткий), и мы улетели обратно в Севастополь. Kвартиру на Дальнем Востоке продали примерно через полгода. Прошло больше 15-ти лет с тех событий, историю никто больше не хотел вспоминать, пока к нам в гости не приехал мой давнишний друг из соседнего дома на Камчатке... за бутылкой водки мы принялись вспоминать наше детство и затронули как раз ту историю с огромной крысой. Толик (так звали моего друга) рассказал о событиях, которые происходили после нашего отъезда. В том доме нашли съеденного бомжа, который решил переночевать в одной из заброшенных квартир. Проинформировали милицию, но афишировать эту историю им запретили, сказали, что нельзя сеять панику в массах. Тогда жители ближайших домов сперва начали запускать котов в подвал, но от них оставались одни головы, тела были полностью съедены... Потом раскидали крысиную отраву по всем подвалам, это, наверно, и спасло их... Больше ничего страшного в домах не происходило. Отец Толика работал водопроводчиком, и примерно через полгода им пришлось чинить трубы в подвале того самого дома. Когда они закончили, он рассказал, что ни одной живой крысы не заметили, но нашли какую-то очень большую странную мумифицированную крысиную тушу, которая сильно разложилась и сложно было понять что это такое, да особо никто и не хотел...